В конце 50-х годов прошлого столетия крупный финский уче­ный А. Альквист (August Ahlqvist, 1826—39), изучавший верховых и низовых чуваш, их быт, экономику и язык, пришел к мрачным, пес­симистическим выводам о будущности чуваш и языка их. Безнадежная бесперспективность чувашского языка и неизбежность вымирания его в ближайшем будущем казались ему очевидными и ничем непредотвратимыми. Вот что писал он об этом ровно за 60 лет до Октябрьской революции: „Чувашский язык очень благозвучный, и конструкция речи в нем отличается удивительной точностью и за­мысловатостью. Эти свойства делают чувашский язык достойным лучшей участи, чем, оставаясь в настоящем положении, постепенно приходить ему в упадок или продолжать жить только на страницах грамматики. Однако, чувашскому языку мы не можем предсказать счастливой будущности. Хотя среди чуваш очень мало знающих русский язык, а тем более среди женщин, влияние которых на сохранение народного языка несравненно сильнее, хотя чуваши живут сплошной массой, и если среди них и попадаются русские, то это непременно или члены церковного причта или же торговцы, хорошо владеющие чувашским зыком, но несмотря на все это, чувашский язык в одно прекрасное время может совсем вымереть. Что касается чувашской литературы, преподавания на чувашском языке, управления и суда, то об этом и речи не может быть, об этом не приходится и меч­тать. Оригинальной чувашской литературы совсем нет, и даже те немногие книги на чувашском языке, какие имеются, представляют никуда негодные переводы с русского, и если чувашам что-нибудь почитать из них, то они обычно отвечают одно — п и л ь м е с т и п (не понимаю). В народном образовании ощущается сильнейшая ну­жда, но оно едва еще зарождается, и коль скоро возникает вопрос об этом серьезно, то преподавание допускается только на русском языке, как это, по крайней мере, было до сих пор. Остается, наконец, власть, начальство, администрация. Последняя до сих пор никогда не пользовалась чувашским языком и еще меньше надежды, чтобы она заговорила по-чувашски когда-нибудь в будущем"... (Toincn iDatlv'kertomus. Suomi '856. Sext arg 1857, стр. 249—250).

Ученым, подобным Альквисту, рассматривающим исторические процессы с точки зрения буржуазной науки, перспектива истории чуваш иначе и не могла казаться. Он не мог предугадать боевого выступления организованного пролетариата России и его партии, окончательно разбившего рассовую теорию буржуазных ученых. Альквист, конечно, был прав в отношении оценки тогдашней русской действи­тельности. Во времена царизма чуваши вместе с другими „инород­цами" — как тогда называли национальные меньшинства — были не чем иным, как только объектом упорной обрусительной политики и самой жестокой колониальной эксплоатации как со стороны русского правительства, так и со стороны местной национальной буржуазии. Такая политика насилия мелким народностям ничего, конечно, не сулила в будущем, кроме неизбежного одичания и вымирания, что, действительно, имело место в царской России... Только Октябрьская революция вывела чуваш на путь свободного творческого самоопреде­ления и открыла им широкие перспективы. И Чувашия за 15 лет своего автономного существования вполне доказала, какие творческие возможности скрывались в ней. О достижениях ее мы не будем здесь говорить: они слишком очевидны для всех. Благодаря неуклонному проведению партией и правительством ленинско-сталинской нацио­нальной политики, Чувашия из страны полудикой и некультурной превратилась в страну сплошной грамотности с сетью не только низших и средних, но и высших учебных заведений и научно-исследовательских институтов; в страну с крупным машинизированным коллектив­ным хозяйством и с крупными промышленными предприятиями все­союзного значения. И чувашский язык, как главное орудие строитель­ства национальной по форме и социалистической по содержанию культуры, являясь государственным языком в Чувашской республике, вопреки ожиданиям Альквиста, свободно и гулко раздается теперь не только в стенах учебных заведений, и не только в стенах разных учреждений и общественных организаций, но и на площадях, на многоты­сячных митингах и торжествах. За последние 15 лет чувашский язык литературно настолько оформился и лексически настолько обогатился, что казавшаяся наиболее трудной марксистско-ленинская экономи­ческая и философская литература не встречает теперь серьезных стилистических затруднений при переводе на чувашский язык. Хорошо сознавая всю важность и грандиозность пореволюционных достижений Чувашии, автор, на самом себе испытавший великодержавный гнет дореволюционного прошлого с позорной кличкой всех образованных чуваш „инородец", бесконечно счастлив посвятить XV-летней годовщине автономии Чувашии настоящий скромный труд свой — „Чувашско-русский словарь", как скромное свидетельство о творческих перспективах чувашского языка, как скромное начинание, направленное к увеличению интернациональной солидарности трудящихся.

Словарь этот содержит в себе до 25 тысяч слов и далеко не претендует на исчерпывающую полноту. Автор поставил себе задачей зафиксировать главным образом лексическое богатство чувашской трудящейся массы — рабочего и колхозного актива, поскольку это богатство отражается в разговорной речи, в современной художественной и учебной литературе и в периодической прессе. При составлении словаря автор частично пользовался также и имеющимися словарями чувашского языка: 1) Словарь языков разных народов в Нижегородской епархии обитающих, именно: россиян, татар, чувашей, мордвы и черемис. 1785 (рукописный); 2) Словарь языка чувашского (анонимного автора XVLLI в., рукописный); 3) Сочинения, принадлежащие к грамматике чувашского языка. 1769 г. (содержится до 1300 слов); 4) Сравнительные словари всех языков и наречий. 1787—89 (словарь Екатерины II); 5) Начертание правил чувашского языка и словарь. 1836; 6) Н. Золотницкий. Корневой чувашско-русский словарь. 1875; 7) Русско-чувашский словарь, изложенный в алфавитном по­рядке (рукопись неизвестного автора второй половины XIX в., в собрании проф. Н. В. Никольского); 8) Н. В. Никольский. Русско-чувашский словарь. 1910; 9) Его же. Краткий чувашско-русский сло­варь. 1919; 10) Gombocz Z. Csuvas szojegyzek. 1906; 11) Paasonen H. Csuvas szojegyzek. 1908; 12) H. И. Ашмарин. Словарь чувашского языка, I—V вып.

Перечисленные словари естественно могут вызвать у читателя недоумение или вопрос, при наличии этих словарей есть ли необ­ходимость в издании нового словаря, не представляет ли настоящий словарь простую сводку или перепечатку тех же словарей. На это можно заметить, что каждый словарь представляет из себя до неко­торой степени энциклопедию народного быта, энциклопедию народной жизни, и каждый автор по своему освещает эту жизнь. Авторы ука­занных словарей, проводившие идеологию, господствующего класса царской России, неминуемо обработали лексику чувашского языка с точки зрения собственного классового мировоззрения. Отсюда ясно, что целевая установка этих словарей заключается в проповеди миссионерско-эксплоататорской идеологии, не говоря уже о том, что методология этих словарей полностью и целиком основана на иде­ализме. Поименованные словари ни в какой степени не соответствуют современному этапу социалистического строительства, они отражают старый быт чуваш, старые классовые отношения, старую экономику и старую мораль, всецело оправдывающую политику насилия, угне­тения и, эксплоатации. Так, например, мы в них читаем: „ Çӳлте турă, çĕр çинче патша— на небе бог, на земле царь (владыка)"; „ангел пулăшнă хучĕпе — при помощи ангела (см. слово п у л ă ш)"; вăл пĕр кĕлĕрен те йулмаст — он не пропускает ни одной церковной службы (см. к ĕ л ĕ); „микула кĕллине кайма асăнтăм та, куçăмсем тӳрленчĕç (см. а с ă н)"; „Есĕ маншăн турă пултăн — ты оказал мне божескую ус­лугу" — так якобы благодарит бедняк кулака (см. т у р ă); чăваш хĕрĕсем Хусанта пĕве пĕвелемелĕх те пур (см. а р м а н п ĕ в е) и т. д. и т. д.

В настоящем словаре мы старались отразить современное состояние лексики чувашского языка, во многом изменившейся благодаря изменившимся условиям политической и хозяйственно-общественной жизни. Отсюда ясно, что дореволюционный чувашский язык, насыщенный одним идеологическим содержанием, и пореволюционный чувашский язык, насыщенный другим идеологическим содержанием, являются качественно различными языками во многих отношениях. Многие старые слова после революции получили совершенно новое значение, и кроме того язык обогатился новой, неизвестной раньше общественно-политической и научно-технической терминологией, по преимуществу интернационального характера. Например, слова, как: револьуци, пролетариат диктатури, совет влаçĕ, Совет сойузĕ, интериационал, парти, колхоз, совхоз, трактăр, йалхуçалăхне коллективизацилесси, промышлĕннăçе индустриализацилесси, ударлă бригадăсем, массăсене организацилесси, социалисăмлă ăмăрту и пр. и пр. со мно­жеством производных от них слов составляет совершенно новое явление в чувашском языке. Таким образом, в противовес приведенным примерам из старых словарей, мы здесь находим: „Паттăр та, турă та, патша та, пире никам та çăлас çук, хăтăлас тесен хăтăлатпăр хамăр алăпа анчах — никто не даст нам избавленья: ни царь, ни бог и не герой, добьемся мы освобожденья своей собственной рукой" (см. слово ç ă л); кулаксем вĕсем — чи хайар, чи тискер, чи усал експлоататарсем. Вĕсем историри ытти патшалăхри çĕршывсенче пĕрре çеç мар помешчиксен, патшасен, пупсен, капиталиссен влаçне кайала кӳнĕ; çын йунне ĕмекенсем вĕсем вăрçă вахатĕнче халăх нушипеле пуйрĕç... — кулаки — самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплоататоры, не раз восстанавливавшие в истории других стран власть помещиков, царей, попов, капиталистов. Эти кровопийцы нажились на народной нужде во время войны и т. д." (см. слово к у л а к); „кулаксене класĕпех пĕтерес политикана çине тăрсах, большевиксем çеç пултаракан тимлĕхпе пурнăçа кĕртсе пымала — политика ликвидации кулачества как класса должна проводиться со всей той настойчивостью и после­довательностью, на которую только способны большевики" (см. слово п о л и т и к ă); „пусмăрлакансен тĕнчине йăлт, никĕсне хăвармиччен ишер — весь мир насилья мы разрушим до основаны," (см. п у с м ă р л а); „вак хуçалăхпа нушалăхран тухма хал çук — мелким хозяйством из нужды не выйти" (см. в а к ă); „колхозсем хресченсене нушапа тĕттĕмлĕхрен каларчĕç — колхозы вывели крестьян из нужды и темноты* (см. к о л х о з) и т. д. Слова, имеющие узко специальное значение, и слова церковно-миссионерского характера не вошли в словарь. Некоторые устарелые слова, частью вымершие, частью бытующие диа­лектически в языке старшего поколения, заносились в словарь в чисто научных целях, чтобы интересующиеся имели возможность сравнивать и сопоставлять их с аналогичными словами из других языков и делать соответствующие научные выводы. Судя по чуваш­ским словарям XVIII в. и случайно уцелевшим в отдельных говорах словам, можно заключить, что в чувашском языке раньше широко бытовали слова, как: х ă м а, х у м а, х о м а — бобр; ср. татар. к а м а — выдра, койбальск. к у м а — опушка (меховая); х у ç, х о ç — крест, ср. перс, х а ч, татар. к а ч — крест; хурав, хорав — ответ; от этого слова сохра­нились теперь: сас-хура, хуравла (диал.), ан хурулаш, хуравлаш (диал.), ср. якутск. х о р у й — ответ и т. д.

В конце словаря прилагается „Краткий очерк грамматики чувашского языка".

В словаре возможны и некоторые промахи и ошибки. Все ука­зания о недостатках просим направлять или в адрес Научно-исследовательского института социально-культурного строительства (Чер­нышевская, 6) или в адрес автора через институт.

Автор.